— Хороший выбор. — Похвалила его демонесса, и, отойдя от будущего мужа, раскрыла объятия для сына. — Я буду скучать.

— Не придется. Твои дела в четырех мирах Гарвиро я продолжу вести, как и раньше. — Он отстранился от демонессы и улыбнулся ей. — Навещать буду часто.

— Только в моем присутствии. — Поставил точку дьявол.

— И только с Вашего разрешения, папа. — Ухмыльнулся наглец, и, подхватив счастливую Олимпию, закружился: — Я возвращаюсь в свой мир!

— Может, хватит, время не ждет. — Не выдержал их веселья Люц и решил взять быка за рога, точнее рыба за хвост. — К слову о мире… у меня есть дельное предложение о сотрудничестве.

— В срочном порядке рассмотрю Ваше предложение. — Улыбнулся Филио — Но чуть позже!

Он нежно чмокнул демонессу в щеку, и не жалея сил, хлопнул по плечу все еще сердитого Люциуса и, кувыркнувшись через голову, маленькой рыжей рыбкой прыгнул в середину бассейна. Уже оттуда, подмигнув горизонтальным веком, весело попрощался:

— Любимая мама, уважаемый папа, до скорой встречи!

Когда круги на воде от его прощального взмаха хвостом поутихли, дьявол, нежно прижимающий к себе расстроенную демонессу, удивленно заметил:

— И как этого наглеца в состоянии не убили в состоянии икринки?

— Пытались. — Вздохнула Олимпия, — и икринкой, и мальком, и совсем крошечной рыбкой. После пятнадцатого покушения Мид обратилась ко мне с просьбой спрятать Филио.

— И вы разыграли его смерть?

— Мы думали об этом, и даже составили план, но ничего не успели предпринять. — Просипела она. — Я год его выхаживала.

— Год?

— Да…Видел бы ты, каким он ко мне попал, предложил бы его не мучить.

— И самой не мучиться, — Люциус ласково погладил ее по голове. — Ты поэтому ничего не хотела о нем рассказывать?

— П-прос-ти, ты просто… я не знала, как ты отреагируешь. Все же Филио уже давно не ребенок, постоянно рядом со мной, а еще он водник и… и ты же знаешь водников.

«Развратники, сексуально озабоченные маньяки с непомерным либидо, — мысленно ответил дьявол, — а этот мало того, что молод, богат и красив, так еще и голый сидел в твоей комнате!»

— Вот именно. — Вздохнула Олимпия. — Я боялась представить, как ты отреагируешь, увидев его. Ведь ты такой вспыльчивый, стремительный, решительный. Я бы и слова сказать не успела…

«Как хорошо, что она была в спальне» — забывшись, подумал Люц.

«В смысле? — насторожилась демоннеса. — Что произошло, пока меня не было?»

«Ничего, нежная моя. — Заверил дьявол, крепко целуя свою любовь. — Если учитывать твои опасения, то вообще ничего противоестественного».

«Люциус?!»

23

Наш путь к месту казни пролегал как мимо моего гостевого домика, который, судя по трещинам в стенах, вот-вот рухнет, потом мимо секции с лечебными палатами, завершались они зданием крематория, которое также значительно пострадало. Вспомнилась буря пережитых эмоций, и я печально вздохнула, ведь столько нервных клеток растрачено зря, а они не восстанавливаются.

— Даже не вздыхай, — хмыкнул Стук. — Сжигать вас и тем самым облегчать участь никто не собирается.

— Да я и не напрашивалась. — Хотела еще что-то сказать, но тут взгляд уперся в нечто неземное, совершенное в своей красоте, восхитительно живое.

— Это что? — я указала на рукотворное изящество коралловых плетений, скрывшее от взгляда просторы участка, который был отведен под сад.

— Подарок Императрице на столетие супружеской жизни, — Тавериль сказал, как выплюнул. — Будет снесен и вырублен, чтобы ни одна идея иномирян не сохранилась на территории моего дворца.

— Стук, с заявлениями не спеши и народ не смеши. Какой, к чельду, твой замок? Ты инаугурацию, то есть коронацию еще не прошел, а уже медведя режешь.

— Что режу? — не понял разозлившийся рыб.

— Ой, ну то есть не режешь, — поняла как испортила поговорку, попыталась перефразировать, — а раздеваешь… Шкуру с него снимаешь, вот.

— Да заткнись лучше.

Пожала плечами, мило ответив: — Не хочешь со мной говорить, не надо, я вот с Ганом поговорю. Ган, ну как тебе сад, принимается?

— Принимается, — буркнул он, с тревогой высматривая что-то впереди.

— Замечательно! Еще один пункт моего списка исполнен. — Припомнив оставшиеся пункты из списка, вновь обратилась к монстрюжищу, то есть к шикарному мужику с подбитой головой. — Как думаешь, ты смог бы отпустить Глицинию поработать дипломатом? А то она тут совсем скоро зачахнет.

— Смог бы, — сглотнув, сообщил бледный красавец. — Я бы и ее, и всю свою семью с радостью сейчас куда угодно отпустил.

Вот теперь я вижу настоящее проявление чувств и готовность самопожертвования ради спасения семьи.

— И мир бы открыл для туристов? — с намеком спросила я. — Открыл?

— Уже. — Понял меня Ган.

— Тогда все, не боись, все сейчас будет решено. — Прошептала я тихо. — И не переживай ты так си…

Договорить я не смогла, потому что челюсть моя со звоном упала. Впереди, на площади, над столпотворением огромного количества рыб, крабов, медуз, слизней и прочих представителей населения Гарвиро висит прозрачный шар. К нему присоединены две огромные трубки, предположительно те самые, по которым с немыслимой скоростью движутся синие потоки воды. Будь в центре шара отверстие, я бы с радостью предположила, что нам предлагают покататься, но так как отверстия не наблюдалось, а молчаливый Гаяши уже хрипит от ужаса, стало ясно, нас не только сдавит, но еще и расщепит.

— Тавериль, умоляю, пощади мою семью, сделай их изгнанниками, только не убивай! — прохрипел потерявший всякую надежду Ган. Он уже не верил ни в меня, ни в договор, ни в проведение, просил отчаянно и тихо.

— Нет. — Последовал сухой ответ Стука, далее он дал команду ловцам, — грузите их.

Крабовидные амбалы в два прыжка по прозрачным площадкам поднялись к шару, и легким движением клешней зашвырнули нас внутрь.

Я думала там пусто, оказалось, нет. Шар не был прозрачным, но уже был забитым. Семейство Гаяши насчитывало более трех сотен представителей. Все они в человекоподобном виде, все красивы, одеты в черные чешуйчатые костюмы и крепко связаны.

— Ничего себе расплодились, — прошептала я.

— А тебе все шуточки шутить хочется? — прохрипел Ган.

— Ой, да брось ты кукситься, сейчас нас выпустят. — Я улыбнулась ближайшей красивой паре с маленьким ребенком. — А почему все в трауре? Вы вот в этом желаете встретить нового Правителя?

— Мы не присягнем Стуку, — Ответил мужчина.

— А я не о нем вовсе.

Оглядываюсь в поисках своей агентурной группировки, вокруг только хмурые лица и ни одного веселого. Сообщников своих обнаружила в дальнем углу не только связанными, но еще и побитыми, а Эдваро так вообще в отключке. Рядом с ними непостижимым образом оказался и Ган Гаяши, который, плюхнувшись возле плачущей Глицинии, не переставая, что-то шепчет. Императрица под конец его исповеди вздрогнула, но, обернувшись к супругу, потянулась за поцелуем.

Моя улыбка стала шире:

— И вообще, на будущее, чтоб знали: умирать нужно с музыкой, а в нашем случае еще и с улыбкой. — Почувствовала прикосновение к правому плечу, поворачиваю голову и добавляю, — вот как у Жмира.

Полупрозрачный поклонник оскалился еще больше.

— Так, ты что тут делаешь? — не поняла я.

— Хочу принять смерть вместе с Вами, Великолепная.

— Прости лупоглазик, но смерть отменяется. — Совсем забыла, что обращаюсь к многоуважаемому первому советнику предводительницы чури.

— Как Вы можете оставаться такой счастливо отрешенной? — восхитился он.

— Ну, могу. — В этот момент замечаю небольшое шествие, точнее заплыв, в сторону площади, где нас закупорили в шар. А вот и гвардия спасения!

— Я не достоин ваших ног! — выдохнул опечаленный чури.

— Хорошая мысль, значит, я их тебе и не покажу. — Удивление Жмира было таким сильным, что он отлип от плеча и шмякнулся на мою грудь. — Холмы и взгорья тоже не покажу. Зато спасу твою жизнь. Кстати, а вон и наше спасение!